Штурвал тьмы - Страница 79

Специальный агент снял картину со стены и перевернул обратной стороной. Холст лишь недавно заново закрепили, как и следовало ожидать, в случае если картину обрезали. Сыщик наклонился и понюхал холст, ощутив при этом известковый запах клея, применяемого при закреплении полотна в раме. Запах очень свежий, много свежее, чем следовало бы через пять месяцев после подклейки. Пендергаст надавил на остатки клея ногтем. Еще не полностью затвердел. Манипуляция с картиной произвели всего день или два назад.

Он посмотрел на часы. Оставалось пять минут.

Быстро уложив картину изображением вниз на толстый ковер, вынул из кармана перочинный нож, вставил лезвие между холстом и подрамником и с величайшей осторожностью надавил, обнажая внутреннюю кромку. В глаза бросилась торчащая с краю темная полоска старого шелка.

Подложка оказалась фальшивой; за ней что-то спрятано. Нечто настолько ценное, что Блэкберн, дабы это спрятать, изувечил картину стоимостью три миллиона.

Спецагент быстро исследовал фальшивую подложку. Она крепко держалась, прижатая холстом и подрамником. Медленно и осторожно Пендергаст поддел холст с одной стороны подрамника, высвобождая подложку, затем повторил процедуру с трех остальных сторон. По-прежнему держа картину на ковре, Алоиз ухватил свободные углы подложки большим и указательным пальцами и отогнул.

Между фальшивой подложкой и настоящей оказалось шелковое живописное полотно, завернутое в кусок шелка попроще. Пендергаст подержал его перед собой на расстоянии вытянутой руки, потом положил на ковер и снял покров.

На миг его разум словно отключили. Будто внезапный шквал ветра вымел из сознания пустопорожнюю суету, оставив абсолютную, кристальную ясность. По мере возвращения способности мыслить образ увиденного приобрел ясность и четкость. То была очень древняя тибетская мандала изумительной, необычайной, непостижимой сложности. Безумно фантастически замысловатая, в золоте и серебре. Будоражащая сознание цветовая гамма на фоне черноты космоса. Она сама несла в себе целую галактику с миллиардами звезд, вихрящихся вокруг центра, и этим центром оказалась черная дыра запредельной плотности и силы…

Пендергаст поймал себя на том, что взгляд неумолимо притягивается к центру мандалы. Прикипев к ней глазами, он обнаружил, что не в силах отвести взгляд. Детектив сделал небольшое усилие, потом побольше, дивясь властной силе образа, удерживающего в рабстве и ум. Это случилось так неожиданно, что он не успел подготовиться. Темная область в центре мандалы пульсировала словно живая, шевелилась самым отвратительным образом, отверзаясь, точно какое-то грязное жерло. Он чувствовал, что такое же отверстие открылось в центре его лба и все воспоминания, опыт, мнения и суждения, которые составляли его неповторимую личность, скручиваются, видоизменяясь. Что сама душа вытягивается из тела и всасывается этой мандалой; при этом он становится ею, а она — им. Будто преображается в метафизическое тело просветленного Будды… Только это был не Будда.

Вот в чем состоял абсолютнейший, неумолимый ужас происходящего.

Некая иная вселенная, анти-Будда, физическое проявление чистейшего зла было здесь, с ним, в этой картине. В этой комнате.

И в его уме…

Глава 47

Голос Ле Сёра на капитанском мостике смолк. В наступившей тишине отчетливо стали слышны завывание ветра и стук дождя в стекло, попискивание электронных приборов и звуковые сигналы курсопрокладчика и радара, проходящих свой рабочий цикл.

Все молчали. Ле Сёра вдруг охватила паника. Он выскочил вперед на повороте, вместе с Мейсон принял вызов, пошел на конфликт. Вероятно, он только что подписал своей карьере смертный приговор.

Наконец от группы отделился вахтенный офицер старой закалки. С опущенными глазами и сцепленными на груди руками он являл собой воплощенный образ мужества. Морской волк, прочищая горло, кашлянул.

— Первая ответственность капитана — жизнь людей на борту, экипажа и пассажиров.

Каттер посмотрел на него в упор, грудь его вздымалась и опадала.

— Я с вами, капитан Мейсон, — продолжал вахтенный офицер. — Мы должны как можно скорее доставить судно в порт.

Он наконец поднял глаза на Каттера. Тот поглядел так свирепо, точно хотел физически сокрушить мятежного подчиненного. Вахтенный офицер опустил взгляд, но не отступил.

Теперь вперед вышел второй помощник капитана, за которым последовали и два младших офицера. Не говоря ни слова, то же самое сделал старший механик Холси. Они стояли плотной группой в центре мостика, нервные, смущенные, отводя глаза от сокрушительного взгляда капитана. Начальник службы безопасности Кемпер оставался стоять на месте, его мясистое лицо было напряжено от тревоги и страха.

— Это вполне легальная процедура в соответствии с пятой статьей, — обратилась к нему Мейсон. — Ваше согласие необходимо, мистер Кемпер. Вы должны сделать выбор — именно сейчас. Если не заявите о том, что вы с нами, это означает, что вы на стороне капитана Каттера. В этом случае мы продолжаем следовать в Нью-Йорк и вы берете на себя бремя ответственности за последствия.

— Я… — хрипло начал Кемпер.

— Это бунт, — угрожающе произнес Каттер. — Самый настоящий бунт. Если вы пойдете у них на поводу, Кемпер, то на вас ляжет вина за мятеж в открытом море, а это есть преступное посягательство. Я позабочусь о том, чтобы вам было предъявлено обвинение по всей строгости. До конца жизни не ступите больше на борт корабля. То же самое относится и к остальным.