Штурвал тьмы - Страница 111

111

Но вот рябь пробежала через вселенский шелест диалогов, словно капля воды упала на поверхность черного пруда. Из эпицентра пошли круги, и голоса философов поочередно замолкали.

Тотчас Пендергаст обеззвучил бесчисленные дебаты, удалил из ментального пространства спорщиков. С великим усилием еще раз очистился от оформленных мыслей. Если чисто рациональный подход не срабатывает, быть может, подойдет более абстрактный.

Алоиз быстро выстроил в уме тысячу величайших живописных полотен западной традиции. Одному за другим, в хронологическом порядке, он позволил им до краев заполнить всю внутреннюю вселенную, повелел, чтобы цвета, мазки, символы, скрытые намеки, явные и едва различимые аллегории заполнили все его сознание. «Маэста» Дуччо, «Рождение Венеры» Боттичелли, «Троица» Мазаччо, «Поклонение волхвов» Фабриано, «Портрет четы Арнольфини» Ван Эйка вновь и вновь вспыхивали в памяти, заглушая всякую мысль своей многозначностью, своей упоительной красотой. Пендергаст продолжал скольжение по художественным образам со стремительной быстротой, пока не дошел до Руссо, Кандинского и Марина. Тогда Алоиз пошел обратно, двигаясь на сей раз еще быстрее, пока все не превратилось в некое размытое пятно, сочетание цвета и формы, причем каждый образ удерживался в мозгу во всей своей сокрушительной сложности, не оставляя демону точки опоры…

Пятно красок дрогнуло и начало таять. Сквозь калейдоскоп образов просачивался низменный, грубый силуэт тульпы, всасывающей все в себя и разраставшейся.

Пендергаст следил за ее приближением, словно мышь под взглядом кобры. Гигантским усилием воли он вырвал, высвободил свои мысли. Спецагент явственно ощущал жаркую, лихорадочную тягу этого существа к его душе. Вожделение буквально источалось из дымного призрака, словно тепло. Понимание этого сопровождалось паническим покалыванием, этакими маленькими хлопками, вздувающимися и лопающимися пузырьками по краям сознания.

Призрак оказался гораздо сильнее, чем спецагент мог себе вообразить. Совершенно ясно, что другой человек, не обладающий уникальной ментальной броней, которой сейчас обладал он, был бы поглощен, умерщвлен тульпой немедленно, без борьбы.

С чувством, близким к отчаянию, Пендергаст обратился за помощью к миру абсолютной логики, высвобождая стремительный поток числовых истин и направляя его во все более разрушающийся ландшафт собственного сознания. Тульпа проскользнула сквозь этот заслон еще быстрее, чем прежде.

На нее не действовали методы, которые Алоиз применял. Быть может, она и впрямь неодолима…

Весь масштаб опасности открылся ему в полной мере. Ибо эта сущность атаковала не только ум, но и тело. Пендергаст чувствовал, как мышцы подергиваются в безотчетных судорогах, ощущал, как тяжко трудится его сердце, как судорожно сжимаются и разжимаются руки. Мысленную отстраненность от собственного тела, столь необходимую для поддержания состояния шуньяты, становилось все труднее сохранять. Плоть больше подпадала под власть тульпы.

А потом настал момент, когда сопротивление сделалось вовсе невозможным. Все тщательно выстроенные оборонительные рубежи, отвлекающие маневры, тактические уловки и военные хитрости потерпели крах. И Пендергасту приходилось заботиться уже просто о выживании.

Перед ним вдруг возник старый фамильный особняк на Дофин-стрит, тот самый дворец воспоминаний, островок безопасности, который прежде всегда сулил прибежище и утешение. И Алоиз бросился бежать к нему изо всех своих сил, со всей быстротой отчаяния. В мгновение ока пересек двор, одним махом взлетел по ступенькам. И вот он внутри — тяжело дыша, возится с дверными замками и цепочками.

В следующий момент детектив судорожно привалился спиной к двери, дико озираясь. Особняк Мэзон де ля Рош-Нуар был погружен в настороженную тишину. Впереди, в конце длинного, словно населенного тенями вестибюля, виднелся фрагмент большого зала с бесчисленными коллекциями антикварных диковинок и предметов искусства. Там же просматривалась разветвляющаяся надвое лестница, ведущая на второй этаж. Еще дальше, окутанная сумраком, располагалась библиотека с тысячами томов в кожаных переплетах, дремлющих под тонкой мантией пыли. Обычно этот пейзаж наполнял его безмятежной, идиллической радостью.

Но сейчас Пендергаст чувствовал лишь первобытный ужас травимого зверя.

Он промчался сквозь трапезный зал, направляясь к большому холлу, усилием воли заставляя себя не оглядываться. Дальше повернулся вокруг своей оси в отчаянных поисках места, где мог бы укрыться.

Сзади веяло сырым холодом.

Взгляд агента упал на арочный дверной проем в дальней стене — едва заметное пятно черного на темном. За ним, как он знал, находилась лестница, ведущая вниз, в цокольный этаж и далее — в хаотичный лабиринт покоев нижнего подвального этажа. Детектив помнил множество тайников и переходов, в которых он мог бы укрыться.

Алоиз двинулся к закрытой двери, но вдруг остановился. Мысль о том, чтобы забиться от страха в каком-нибудь темном сыром чулане, точно загнанная в угол крыса, была нестерпима.

С нарастающим отчаянием он понесся дальше по темному коридору, миновал несколько дверей и попал в кухню. Здесь также имелось хитросплетение пыльных кладовок и комнаток для прислуги, куда беглец и метнулся в поиске безопасной гавани. Но все тщетно. Пендергаст развернулся, тяжело хватая ртом воздух. Преследователь где-то здесь, рядом, — он это чувствовал.

Не медля ни секунды, Алоиз кинулся обратно в холл. Он колебался один только миг, дико озирая блестящие, отполированные, тонкой работы деревянные шкафчики, посверкивающую люстру, ложный куполообразный потолок. Имелось только одно убежище, одно место, где можно спастись.

111